К началу XIX в. на территории Идель-Урала сложилось несколько контактных зон, в которых происходило межкультурное взаимодействие удмуртского и татарского этносов и были в той или иной мере распространены случаи перехода представителей удмуртского народа в ислам.
На основе данных исследователей можно выделить следующие татаро-удмуртские контактные зоны:
1) Южная (Казанский и Мамадышский уезды Казанской губернии, Елабужский, Малмыжский и Сарапульский уезды Вятской губернии)
2) Северная (Глазовский и Слободской уезды Вятской губернии)
3) Восточная (Белебеевский и Бирский уезды Оренбургской, с 1865 г. Уфимской губернии, Осинский уезд Пермской губернии)
4) Юго-восточная (Бугульминский уезд Оренбургской, с 1851 г. Самарской губернии)
5) Центральная (поселок Ижевского завода Сарапульского уезда).
Среди вышеперечисленных зон наиболее древней является южная контактная зона. Формирование этой зоны началось еще до присоединения Казанского ханства к Московии в результате естественного процесса изменения границ расселения соседних этносов. Отличительной её чертой являются четкие этнические границы, а также широкое разнообразие вариантов взаимодействия. Например, только здесь «уход в татары» мог реализовываться по-разному: помимо уже известного нашим читателям перехода в ислам с последующей сменой этнической принадлежности, возможен был вариант, когда удмурт становился кряшеном. Это объясняется тем, что крещеные татары выступили на определённом этапе проводниками христианства среди удмуртов. Церкви, в которых проводились службы на татарском языке, нередко посещались и удмуртами.
В то же время и татары-мусульмане оказали значительное влияние на удмуртскую культуру. Дореволюционные исследования свидетельствуют о наличии среди удмуртов обычая празднования пятницы, широкого распространения татарского языка, заимствований в одежде и в быту и, конечно же, переходах в ислам.
Когда в 1832 г. Малмыжский уездный суд сообщил церковному начальству о принятии «магометанства» 30 удмуртами д. Маскара, выяснился факт «полного отатарения вотяков»: жители деревни, многие из которых, согласно «Мустафад аль-ахбар фи ахвали Казань ва Булгар», приняли ислам еще в самом начале XIX в., говорили между собой по-татарски, роднились с татарами, «одежда, расположение жилищ, обряды, богослужение – все татарское», замечал П.Н. Луппов в 1911 году.
В 1872 г. в ислам перешел зажиточный удмурт Кузьма Васильев из «не склонной к магометанству» д. Нырьи Мамадышского уезда Казанской губернии. Крещеные удмурты д. Каинсар того же уезда приняли мусульманскую веру в 1881 г. Сильное влияние ислама отмечалось также у жителей других удмуртских деревень Казанской губернии – Верхнего и Нижнего Кумора, Новых Кумор, Верхней Юмьи, Нижней Руси, Сутера, Иштугановой, Важашура и др. В ходе проводившегося в 1856 г. дознания, 57-летний удмурт д. Муважи Асановской волости Елабужского уезда Аймак Алексеев, «грамоте учен», сообщил, что еще в 1831 г. он «оставил язычество и принял магометанский закон по собственному убеждению, а не по склонению кого-либо». Подобные примеры были достаточно часты в Елабужском уезде Вятской губернии. Исследователи отмечали вместе с тем, что распространение ислама среди удмуртов могло бы быть еще более сильным, если бы татары «всегда относились к вотякам благожелательно», не «притесняли» их. (П.Н. Луппов, 1911).
Воздействие мусульманской народной культуры проявлялось и в том, что удмурты-язычники почитали Акташа, а к имени верховного бога Инмара добавляли эпитеты Аляк (= Аллах) и Каба (= Кааба).
Свою роль сыграли и татарские торговцы, знание которыми удмуртского языка обеспечивало им доверие и гостеприимство. Удмуртский этнограф Г.Е. Верещагин отмечает, что удмуртские женщины предпочитали татар русским торговцам потому, «что татары говорят с ними по-вотски, что ряда на природном языке лучше». Знание татарскими муллами светских наук позволяло воспринимать их не только татарами, но и другими нерусскими народами в качестве наставников, лекарей, учителей.
Северная контактная зона является второй по времени возникновения, её появление связано с наделением Кара-бека и его потомков землями в бассейне реки Чепцы с правом «испомещать» на них удмуртов и бесермян – выходцев из Казанского ханства.
Тесные контакты между татарами и бесермянами приводили здесь к массовым переходам последних в ислам, следствием чего становилось их полное отатаривание.
Так, из рапорта вятского епископа Нила в Св. Синод от 17 января 1837 г. мы узнаем, что бесермяне, «живя нередко в одних деревнях с некрещеными, как например в Ворцах, …сильно располагаются к магометанству. Постов, установленных церковию, здесь вовсе не знают да и в церковь ходят очень редко». Сильное влияние ислама отмечалось также среди бесермян деревень Иманаево, Дососа, Кесшура. Авторы начала XIX в. отмечали, что бесермяне «говорят по-вотски, придерживаясь татарских обычаев. Жены достаточных людей одеваются подобно татаркам». Вятский миссионер А. Емельянов в пореформенную эпоху отмечал, что среди многих бесермянских селений мулла был более уважаем, чем священник: «мулла для бесермен – свой человек, прекрасно говорит по-бесерменски, а в бытовом отношении – тот же земледелец-мужик», «татарские муллы привыкли смотреть на бесермен как на своих духовных детей…последние же считают долгом дать мулле так же, как они дают и священнику».
Восточная контактная зона – третья по времени появления, охватывающая районы расселения закамских удмуртов в пределах современных Башкортостана и Пермского края.
Началом ее формирования стало присоединение Казанского ханства к Московскому государству и последовавшая вслед за этим политика насильственной христианизации народов Среднего Поволжья и Прикамья. Сюда на пожалованные и на арендованные у башкир земли переселялись завятские удмурты, чепецкие удмурты и бесермяне.
Особенностью данной контактной зоны является долгое, вплоть до наших дней, удержание язычества, теснейшие связи с татарским и башкирским населением.
Ислам здесь как минимум оказал влияние на традиционные верования местного удмуртского населения: к примеру, он повлиял на эволюцию представлений о божестве Кылчин, в низшую мифологию и демонологию удмуртов проникло множество персонажей татарской и башкирской мифологии. Под мусульманским влиянием удмурты вместо традиционных наименований душ человека до сих пор иногда употребляют термины җан (вместо лул) и кыт (вместо урт).
Более того, значительная часть удмуртов этого региона в XIX – начале XX в. перешла в ислам. Факты принятия удмуртами Уфимской и Пермской губерний мусульманства и строительство в их деревнях мечетей позволили дореволюционным авторам сделать вывод, что здешние удмурты особо склонны к переходу в ислам: «вотяки, хотя чуждые фанатизма, обнаруживают явную склонность к магометанству»; «вотяки…склонны к магометанству, которое свило себе прочное гнездо среди вотяков и увлекает их в ислам»; «вотяки…склонны к тайному и даже явному отпадению в магометанство».
Переход в мусульманство, называвшееся самими удмуртами «бигер вöсь» («татарская вера») одновременно почти всегда означал и изменение этнического самосознания. Побывавший в 1894 г. у удмуртов Бирского уезда финский ученый Ю. Вихманн отмечал, что «множество удмуртских деревень полностью отатарилось и впало в магометанство» (Чуч Ш. Письма Юрьё Вихманна с удмуртских земель).
Так, «вышли в татары» жители деревень Кляшево, Вотские Курзи, Янаула. В д. Гарибашево (Татышлинский район Башкирии) удмурты перешли на татарский язык, атрибутируя себя в качестве башкир. Встречающиеся в отдельных татарских и башкирских селениях микротопонимы ар зираты («удмуртское кладбище»), арлар очо («удмуртский конец»), арлар урамы («удмуртская улица») являются следами такой ассимиляции удмуртов.
Юго-восточная контактная зона стала формироваться с 1640-х гг., когда в бассейн реки Ик на арендованные у башкир земли стали переселяться крещеные и некрещеные удмурты из современных южных и северных районов Удмуртии, а также, в меньшей степени, из завятского ареала их расселения.
В начале XX в. здесь в нескольких селениях проживало около 3000 удмуртов. Мусульманское влияние здесь было не настолько сильным, как в южной или восточной контактных зонах, тем не менее отдельные случаи «ухода в татары» случались. Так, полностью отатарилось удмуртское население д. Татарский Дымский, по данным на 1889 г. удмурты еще проживали совместно с татарами и башкирами в выселке Кульчан и д. Каразерик. Некоторое время в удмуртской д. Измайлово существовала мечеть. Примечательно, что у некрещеных удмуртов юго-восточной контактной зоны имена тюркского происхождения, хорошо представленные в удмуртском именнике до начала обращения их в христианство, не были вытеснены арабо-персидскими именами, как это произошло под влиянием татар у некрещеных удмуртов Уфимской и Пермской губерний.
Центральная (или ижевская) контактная зона интересна тем, что возникла в урбанистических условиях крупного заводского поселка, соответственно, говорить об активном татаро-удмуртском взаимодействии здесь не приходится (хотя бы в силу крайней малочисленности нерусского населения), тем не менее, так называемый «Татар-базар» оказал значительное влияние на развитие и культурный облик Ижевска.
Помимо контактов на уровне бытовой крестьянской культуры, можно говорить и о взаимодействии татарского и удмуртского этносов в сфере образования.
В районах, где под влиянием мусульманской пропаганды удмуртское население переходило в ислам, родители часто отдавали своих детей для обучения в приходские мектебе соседних татарских селений. Там же, где новообращенные создавали собственные махалля, нередко вслед за строительством мечетей на средства богатых прихожан открывались и новые школы. К сожалению, программа в этих начальных учебных заведениях, как правило, включала лишь обучение чтению и письму, заучивание молитв. Однако такая система позволяла достичь иную цель – полное принятие ислама и татарского языка удмуртскими детьми. В последующем некоторые из них, окончательно «выйдя в татары», продолжали свое образование в местных медресе и учебных заведениях Бухары, становились муллами. («Мустафад аль-ахбар фи ахвали Казань ва Булгар», 1989, с. 352-353).
Вышедший в 1885 году и уже упомянутый нами выше труд татарского просветителя Ш. Марджани также приоткрывает завесу неудобной сегодня многим темы исламского прошлого финно-угорского населения Идель-Урала. Даже если отбросить как спорное предположение автора о том, что прежде в Булгарии почти все финны были мусульманами и лишь после ее падения вернулись к прежним верованиям, закрыть глаза на описываемый Марджани процесс исламизации удмуртов сложно.
По словам Ш. Марджани, в современное ему время перешло в ислам население нескольких удмуртских деревень, появились образованные люди из числа их жителей. Приводится информация о нескольких муллах – по происхождению удмуртах, совершивших на рубеже 30-х – 40-х гг. XIX в. путешествие в Бухару.
Ввиду близости женского костюма кряшен и южных удмуртов следует обратить внимание на предположение исследователя о «финских» истоках первых. Среди этнографических сведений, приводимых Ш. Марджани на страницах своей книги, в свете бесермянской проблемы интерес представляют следующие строки: «В Тетюшском уезде Казанской губернии есть чувашская деревня Хужасан, название которой в искаженном виде отражает имя Ходжа Хасан. Языки [на которых говорят ее жителей] – удмуртский и тюркский, а одежда и обычаи чувашские. Сейчас они являются христианами. По словам местных татар, 80–90 лет назад в этой деревне была заброшенная старая мечеть».
Серьёзность масштабов исламизации удмуртов демонстрирует следующий факт. В 1905 году в Казани членами Православного Миссионерского общества была опубликована брошюра «Бигер калыклэсь кинь вылэмзэ валэктысь книга», призванная обратить вспять процесс перехода этого народа в ислам. Книга представляет собой характерный образец церковной антитатарской антимусульманской пропаганды на удмуртском языке и описывает печальные последствия татаро-монгольского ига.
К слову, аргументы в ней весьма «убедительны». Например, «удмурт, раньше бывший скромным, как овца, перейдя в татарский обряд, становится плохим, как волк.»
