Против либерализма: шесть основных положений.

Проект Fikerdәşlek опубликовал статью, которая является своего рода итогом их деятельности за два с лишним года и краткой выжимкой всех предыдущих рассуждений.

Рекомендуется как пошаговое руководство для спора и опровержения либеральной пропаганды.

1. О единстве субъекта и объекта

В философском основании индивидуализма и либерализма лежит идея Рене Декарта, перефразированная как «мыслю, следовательно, существую». Позже эта идея нашла развитие у Иммануила Канта в его учении о «вещи в себе», а наиболее радикальным её выражением является солипсизм. Суть её в том, что невозможно быть уверенным в существовании чего-либо кроме самого индивида, отделенного непроницаемой пеленой от окружающего его мира, который является либо абсолютно непознаваемым, либо вовсе иллюзорным. Из чего следует, что ничего кроме индивида и его ощущений не представляет ценности и не нуждается в политической защите, будь то религия или традиция.

Но при более глубоком рассуждении мы понимаем, что нельзя однозначно сказать ни что бытие определяет сознание, ни что сознание определяет бытие, скорее, верно и то и другое — они находятся в постоянной взаимосвязи, непрерывно влияют друг на друга и образуя единую систему. Также как среда и окружение формирует личность, так и личность способна влиять на среду, и оба этих процесса идут одновременно. Таким образом мы приходим к выводу, что дихотомия субъекта и объекта является ложной, и правильнее говорить даже не об автономных индивидах, а об автономных культурах и обществах как полноценных мировоззренческих и бытийных системах.

Собственно говоря, этот аргумент является основным, из которого логически проистекают следующие пять.

2. Аргумент становления (социализации)

Признание верховенства субъекта над объектом в мировоззрении либерала приводит к противопоставлению им общества и индивида; первое навязывает человеку некие ценности и представления о реальности, а индивид этому влиянию сопротивляется, стремясь прийти к некой своей подлинной человеческой природе. Антитеза естественного и социального играет для них большую роль: естественное осуждаться не должно, а вот социальное критиковаться и подвергаться сомнению должно обязательно. Однако, грань между врожденным и приобретенным остаётся весьма размытой, такие вещи как, например, «сексуальная ориентация» объявлены врожденными, а культура и религия — приобретенными. Ричард Докинз, например, эту идею выразил изящным термином «вирусы мозга» — якобы некие идеи способны самостоятельно распространяться и захватывать сознание людей, затуманивая их «критическое мышление». Для других эта самая человеческая природа ассоциируется с фрейдистским бессознательным — набором подавленных и вытесненных «в тень» первичных инстинктов, требующих «освобождения».

Возможно ли вообще докопаться до этого самого «настоящего человека»? Можно представить себе абсурдную ситуацию, когда в ходе жестокого эксперимента мы поместили ребенка в стаю обезьян и оградили его от всякого контакта с людьми, и в итоге и получился бы тот самый «настоящий», свободный от культурных наслоений человек. Но такой человек, даже не обладающий языком — совсем не то, к чему хочется стремиться, да и вряд либералы хотят действительно этого. Скорее, здесь имеет место скрытая цель — подмена одной культурной на другую под мнимым предлогом. А на вопрос о врожденном и приобретенном правильнее сказать, что людьми мы становимся в ходе социализации, то есть уже в рамках определенной культуры, изучая язык, методы мышления и усваивая определенные этические правила. Человека вне общества быть не может, потому что человек формируется этим самым обществом.

Надо заметить, что и в исламе есть своё представление о подлинной человеческой природе — фитре. Но, во-первых, фитра воплощает в себе лучшие качества человека, а никак не его низменные инстинкты, а во-вторых, для спасения человеку недостаточно только фитры и собственного разума, ему необходимо также откровение и традиция его передачи и толкования.

3. Граница личного и публичного.

Противопоставление индивида и общества у либералов продолжается и в этико-юридическом аспекте. Это выражается в известной фразе «права одного заканчиваются там, где начинаются права другого» — одна из вариация так называемого золотого морального правила. И правило это в общем и целом верное, и в различных вариациях встречается в любой культуре мира (видимо, как остаток примордиальной традиции). Однако нужно понимать, что это лишь общее положение, которое ещё требует тысячи и тысячи уточнений, которые позволили бы провести границу между правами одного человека и другого в каждой конкретной ситуации. Для этого нам и необходима проработанная этико-эридическая система.

Может ли мой сосед слушать громкую музыку после десяти часов вечера? И почему именно после десяти, а не девяти или одиннадцати? Могут ли нудисты свободно разгуливать по улице? А люди в купальниках? Где заканчивается свобода самовыражения и начинается нарушение общественного порядка? Может ли собственник земли превратить её в свалку, если рядом находятся жилые дома? И что означает слово «рядом», какое конкретно расстояние должно быть? Абсолютных прав у человека не существует даже на собственное тело, вопреки всем известному и любимому либералами лозунгу. Дети не обладают полным правом распоряжаться своими телами, и за них это решают родители. Кстати, представления о границе детства и взрослости тоже могут значительно различаться в разных культурах. Ну а если даже взрослый человек в момент приступа начнет отрезать себе какие-либо части тела, то его остановят и отправят в лечебницу. Однако и тут мы видим, что представление о том что является психическим расстройством сильно изменилось за последние полвека.

Таким образом, граница между частным и публичным нам видится весьма размытой и не очевидной, так что без обращения к определенной традиции и/или системе морали её невозможно определить.

4. Этический аргумент: генезис морали.

Либералы уже неплохо знакомы с вышеприведенным аргументом, а потому давно пытаются разработать собственную упорядоченную систему морали. Однако успехов на этом поприще как не было, так и нет. Одни говорят о естественном праве как неком врожденном моральном инстинкте (как, например, здесь https://vk.com/wall-43113086_27321 ), другие — о достижении максимального количества счастья для максимального количества людей, что принято называть утилитаризмом (это мы разбирали здесь https://vk.com/wall-43113086_26843 ). И та, и другая концепция легко подвергается критике, но помимо этого есть ещё один важный момент: либералы видят этику как продукт творчества договаривающихся между собой индивидов, что является абсурдом. Попробуйте представить себе игру в футбол, по ходу которой игроки несколько раз меняют правила по собственному усмотрению, или постоянно выбирают и смещают судей матча — дебатов и насилия там будет гораздо больше, чем самой игры. На искусственных законах всегда будет стоять клеймо искусственности, и правила придуманные людьми будут всегда пересматриваться и отменяться самими же людьми. Постоянные изменения законов создают парализующую ситуацию неопределенности, в которой никто не знает что изменится через год или два. Люди не желают жить в беззаконии, но законность сама по себе антидемократична и иерархична; люди не будут подчиняться законам придуманным другими людьми, а потому мораль должна иметь нечеловеческое, высшее происхождение.

5. Политический аргумент: критика концепции общественного договора.

Вышеупомянутый демократический подход к формированию морали находит у либералов выражение и в строительстве государства по принципу общественного договора. Томас Гоббс в своём «Левиафане» описал государство как продукт деятельности людей, стремившихся преодолеть первичное состояние войны всех против всех. Они передали собственное право на насилие суверену, создав тем самым «рукотворного бога», из-за своей силы и способности к устрашению сравненного автором с библейским чудовищем из названия книги.

Но для нас вполне очевидно, что человек никакого договора с обществом не заключает, а государство возникает перед ним уже как данность, как система, внутри которой он рождается. Уже давно не столько человек формирует государство, сколько государство создаёт удобного ему человека, по мере того как функция социализации уходит от семьи к социальным институтам (школам, ВУЗам, армии и т.д.) и СМИ. И если демократические выборы с каждым годом всё больше напоминают заранее срежиссированный спектакль, то и с «прямой демократией» протеста тоже всё не так гладко. Рано или поздно наступит момент, когда средства контроля станут настолько совершенны, что никакая революция уже не будет возможна. В условиях слабого развития технологий десять человек всегда побивали одного, а тысяча (почти) всегда побеждала сотню, а потому любой тиран должен был так или иначе угождать большинству своего населения, страшась восстания. Сейчас же мы видим, что один человек управляя беспилотным дроном может уничтожать тысячи людей, то есть технологический фактор всё более вытесняет человеческий. Бедные и голодные уже не будут всегда побеждать богатых и сытых, когда в голову каждого бедняка будет встроен следящий чип, а богачей будут охранять безропотные и неустрашимые киборги. И чем больше нам будут говорить о прогрессе и торжестве свободы, тем меньше этой свободы будет оставаться.

6. Что есть человек?

Философия индивидуализма содержит в себе одно очень интересное противоречие: если я уверен в собственной разумности, то есть субъектности, то каким образом мне следует признавать это право за другими? Единобожие даёт на этот вопрос однозначный ответ, выделяя людей в отдельную категорию существ, обладающих душой и разумом, и стоящих выше всей остальной живой и неживой природы. Но современное общество отвергло верховенство религии и отвергла идею человеческой души, чем вновь поставило на кон вопрос, кого же считать субъектом. Если человек — это просто животное, то почему у животных нет прав как у людей? Что такое разум, и можно ли признать наличие его у животных? Если генная инженерия сможет изменить людей до неузнаваемости или даже скрестить их с животными, то где тот предел до которого их можно будет считать людьми? И если удастся создать искусственный интеллект сравнимый с человеческим, то следует ли признать за ним человеческие права? Если права животных и веганизм — это повестка для сегодняшнего, то трансгуманизм — повестка дня уже завтрашнего. Распад идеи человека идет у нас на глазах, и вслед за ней уже идёт и распад идеи права. Ведь когда станет очевидно, что невозможно наделить правами каждое живое существо или «мыслящяю сущность», то победит концепция отсутствия прав как таковых.

Что ещё посмотреть:

Fikerdeşlek

Добавить комментарий