В среде русских националистов давно бытует миф о большевиках-русофобах, которые в далеких 20-х годах прошлого столетия заложили мину замедленного действия под фундамент российского государства, учредив на пространстве бывшей империи многочисленные национальные автономии и начав проводить политику «коренизации». При этом большевики выставляются чуть ли не последовательными ревнителями угнетённых народов. Какова истинная позиция РКП(б) по национальному вопросу, были ли большевики федералистами и насколько ленинское национальное строительство соответствует классической марксисткой теории? Попробуем разобраться в нашей сегодняшней статье.
На вопрос о мотивах учреждения большевиками национальных автономий принято отвечать, дескать, они руководствовались марксисткой теорией, в соответствии с которой каждая нация должна пройти этап национального государства. Соответственно, автономия — это такой дешёвый аналог национального государства, квазигосударственное образование в составе единой социалистической державы.
И вроде бы всё логично, но нет. Есть как минимум два противоречия:
Во-первых, согласно марксизму, и большевики это признавали, образование наций — объективный исторический процесс, тут же выходит, что большевики выступили в качестве нациестроителей (например, современные среднеазиатские нации — не результат устремлений этих народов, а продукт советских интеллектуалов)
А во-вторых, само понимание нации у классиков марксизма и большевиков разнится.
По Сталину нация — есть «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».
Несложно заметить, что в этом определении среди признаков нации отсутствует критерий гражданственности.
Классики марксизма, напротив, отождествляли нацию с государством, а «неисторические нации» или «национальности» воспринимались как контрреволюционные и не имели, по мнению Маркса и Энгельса, естественного права быть признанными как нации. Национализм ими считался идеологией, используемой господствующим классом для удержания власти, мировоззрением же, выражающим интересы рабочих, будет «пролетарский интернационализм»
В общем и целом, их позиция выражена во фразе «У пролетариата нет отечества».
Тем не менее, общее у тех и других разумеется есть и это взгляд на нацию, как на общность, возникающую в процессе развития капитализма и при переходе на следующую стадию — социалистическую формацию — растворяющуюся в пролетарском интернационализме.
Каков наш тезис?
В действительности же в деле поддержки национальных движений, культур и создании квазигосударственных образований по этническому признаку большевики исходили из чисто практических соображений, умело подводя под свои политические позиции доктринальное обоснование, что кстати было довольно простым делом, учитывая возможность различных интерпретаций марксизма в зависимости от различных исторических условий.
Взгляд в прошлое
Вернемся в дореволюционный период. Такой пункт как «право наций на самоопределение» был включен в программу Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) уже на 2-ом съезде в 1903 году. Социалисты, будучи борцами за права угнетённых классов, не могли обойти стороной и нуждающиеся в поддержке «угнетённые» народы.
Большевики — левая фракция РСДРП — здесь не исключение.
Тем не менее, поддержка национального движения, согласно Ленину, должна ограничиться обеспечением права самоопределения. После реализации этого права предполагалось прекратить поддержку национализма , начав продвижение интернационализма, ибо в ином случае произойдёт сближение пролетариата и буржуазии на основании общности национальной культуры, а это расходится с целями партии.
В работе «Критические заметки по национальному вопросу» Ленин отмечает:
Скинуть всякий феодальный гнет, всякое угнетение наций, всякие привилегии одной из наций или одному из языков — безусловная обязанность пролетариата, как демократической силы, безусловный интерес пролетарской классовой борьбы, которая затемняется и задерживается национальной грызней. Но содействовать буржуазному национализму за этими, строго ограниченными, в определенные исторические рамки поставленными пределами — значит изменять пролетариату и становиться на сторону буржуазии.
Его позиция также ярко выражена в следующих строках из всё той же работы:
Борьба против всякого национального гнета — безусловно, да. Борьба за всякое национальное развитие, за «национальную культуру» вообще — безусловно нет.
А что федерализм?
Ленина нам кстати старательно рисуют как этакого федералиста, проект образования союзного государства которого в конечном итоге якобы и был осуществлён.
Действительно, формально в конституции было обозначено федеративное устройство, однако де-факто реализован был план автономизации И.В. Сталина, подразумевавший вступление республик в РСФСР на правах уже существующих автономий. На двенадцатом съезде РКП(б) в 1923 году Сталин, отвечая на вопрос, останутся ли независимыми республики после их вступления в Союз, скажет, что это «чисто схоластический вопрос».
Что же касается Ленина, то большую часть своей жизни [до революции] федералистом он не был — он был антифедералистом.
Эти выдержки тому свидетельство:
Мы за демократический централизм, безусловно… Мы в принципе против федерации — она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства.
Газетка Либкнехта очень плоха: федерализм. Пусто. У Либкнехта федерализм, а мы против федерализма
Мы безусловно, при прочих равных условиях, за централизацию и против мещанского идеала федеративных отношений. Сознательный пролетариат всегда будет отстаивать более крупное государство. Пока и поскольку разные нации составляют единое государство, марксисты ни в каком случае не будут проповедовать ни федеративного принципа, ни децентрализации.
Такой же позиции придерживались и его товарищи по партии: так, Бухарин характеризовал федерализацию как уступку буржуазии, а Сталин отмечал, что тенденция развития идёт не в пользу федерации.
«Переворот» во взглядах
Но всё изменилось с приходом большевиков к власти.
С точки зрения марксизма на национальных окраинах России ещё не сложились условия для перехода к социалистической формации, соответственно, опереться на национальный пролетариат (который по большей части там и не сложился) было нецелесообразно с политической точки зрения.
Между тем сохранение власти большевиков зависело в условиях политической нестабильности, а в дальнейшем Гражданской войны, от поддержки со стороны национальных меньшинств. Успешность пропаганды своих идей среди нацменов определялась теперь пришедшейся кстати категорией «угнетенных наций», позволявшей решать практические политические задачи, не отступая от идеологической повестки.
Теоретическое обоснование было подобрано: оказалось, что существует два разных национализма: шовинистический национализм великодержавных наций-угнетателей и справедливый национализм угнетённых. Борьба за права «угнетённых» становится одной из первостепенных задач партии: признаются права на отделение, на создание национально-культурных автономий и принимаются законы, гарантирующие свободное национальное развитие.
Без сомнения эти лозунги были средством привлечения национальных политических элит на свою сторону.
Приведём лишь отрывок из книги Андрея Захарова «Спящий институт», красноречиво описывающий конъюнктуру того периода:
«В разгар Гражданской войны малые народы «с опозданием, но поняли, что белые генералы не собираются предоставлять им автономию и самоуправление. Поэтому они выбрали то, что было, по их мнению, наименьшим злом, и солидаризировались с лозунгами большевиков». Опыт тех лет явил многочисленные примеры такого рода; весьма типичными, в частности, выглядят метания башкирских националистов под предводительством Ахмета Заки Валидова. Когда адмирал Александр Колчак в ноябре 1918 года провозгласил себя Верховным правителем России, он упразднил Башкирскую территориальную автономию, ранее гарантированную коммунистами. Разумеется, «большевистские обещания национального самоопределения для всех народов больше устраивали башкирских националистов, чем политическое будущее, в котором господствовали бы русские армейские офицеры». Они сделали ставку на «красных», которым не доверяли, но без которых обойтись не могли; в результате уход башкирских воинских формирований в начале 1919 года ощутимо ослабил колчаковский фронт, а коммунистические руководители в очередной раз убедились в правильности провозглашения автономистских лозунгов.
К 1919 году большевистские лидеры решительно пересмотрели собственные взгляды. Фактически, сражаясь с упрямыми «интернационалистами», Ленин образца 1919 года спорил с Лениным предвоенной поры. Когда федерализация стала оборачиваться снятием инородческих полков с «белых» позиций, он довольно быстро сделался, как показывает башкирский опыт, решительным федералистом. Объясняя «эволюцию взглядов нашей партии по вопросу о государственной федерации», Сталин в 1924 году простодушно признавался: «Удельный вес национального движения оказался гораздо более серьезным… чем это могло казаться раньше, в период до войны, или в период до Октябрьской революции
И в завершение:
Закрепить национализм в известной, «по справедливости» отграниченной сфере, «конституировать» национализм, разгородить крепко и прочно все нации между собой посредством особого государственного учреждения — вот идейная основа и содержание культурно-национальной автономии. Эта мысль насквозь буржуазная и насквозь ложная. Никакого закрепления национализма пролетариат поддерживать не может, — напротив, он поддерживает все, помогающее стиранию национальных различий, падению национальных перегородок, все, делающее связи между национальностями теснее и теснее, все, ведущее к слиянию наций. Поступать иначе — значит встать на сторону реакционного националистического мещанства.
В.И. Ленин, «Критические заметки по национальному вопросу», 1913 год.