Помимо татар, несколько других коренных народов Среднего Поволжья приняли ислам в качестве своей веры и участвовали в движениях отступничества девятнадцатого века: финно-угры удмурты (до революции называвшиеся вотяками), марийцы (до революции известные как черемисы) и тюрки-чуваши. Этот исторический процесс обращения в ислам начался, вероятно, еще в десятом веке. Татарский историк девятнадцатого века Марджани отметил, что мусульманские могилы, существовавшие до русского завоевания, имели надписи с чувашскими, марийскими и удмуртскими именами.

Удмурты

Согласно одной татарской [исторической] традиции, русское вторжение шестнадцатого века загнало татар на север, на территорию удмуртов и марийцев, что могло способствовать исламизации части этих небольших меньшинств. В 1850-х годах удмурты Малмыжского и Елабужского уездов Вятской губернии начали отворачиваться от христианства, чтобы принять ислам. К 1869 году Мамадышский уезд Казанской губернии стал районом с наибольшим числом удмуртов, принявших ислам. Даже после введения удмуртской грамоты благодаря работе русских миссионеров в 1860-х годах деревни в Кукморском уезде все еще сильно привлекал ислам. В 1912 году около 4000 удмуртов приняли ислам в Пермской, Уфимской и Казанской губерниях.

Марийцы

Ислам также имел большой успех среди марийцев в Казанском и Мамадышском уездах Казанской губернии, Малмыжском уезде Вятской губернии, Бирском и Мензелинском уездах Уфимской губернии. Марджани с нескрываемым удовлетворением заметил, что марийцы даже после своего крещения ничего не заимствовали из христианства, кроме своих имен. Тем не менее, находясь в постоянном контакте с мусульманами, они произносили Бисмиллах (во имя Бога) по-арабски перед началом какого-либо действия, отдыхали по пятницам, употребляли конину вопреки приказу православных священников и считали свинину несъедобной. К их великому ужасу, русские миссионеры обнаружили, что многие из крещеных мари все еще придерживаются своих местных верований и более знакомы с суфийскими версиями библейских историй, чем с христианскими писаниями. В деревнях, населенных исключительно марийцами, были даже мечети. В 1912 году, согласно официальной статистике, насчитывалось 1477 марийцев-мусульман. Фактическое число, вероятно, было намного больше, особенно в Уфимской губернии, куда мари иммигрировали после завоевания Казани русскими. Еще в 1900 году этнограф Сергей Рыбаков (1867-1921) говорил о 40 000 некрещеных марийцев, которые ассимилировались в татарскую общину.

Чуваши

Народом, наиболее подверженным татарской исламизации, были чуваши. По их словам, Бог дал человечеству семьдесят семь религий, из которых лучшей, с точки зрения морали, была религия Мухаммеда. Напротив, православие было одним из худших.
Известный чувашский педагог и ученик Ильминского Иван Яковлев (1848-1930) вспоминал, что до восьми лет он играл в лапту православными иконами на улице деревни Кошки Буинского уезда Симбирской губернии. Больные взрослые этой деревни обращались за помощью скорее к исламу, чем к христианству, и звали татарских мулл в свои дома в профилактических целях. В целом чуваши-анимисты Симбирской губернии 1850-х годов, желавшие сохранить свои исконные верования и общинную автономию, часто предпочитали числиться мусульманами, чем креститься. Чуваши оказались наиболее восприимчивыми к исламизации по историческим и лингвистическим причинам. Чувашский язык был тюркским языком, родственным татарскому. Даже после христианизации чувашей в середине восемнадцатого века татары продолжали обращать и ассимилировать чувашей. В деревне Верхняя Никиткина, сыгравшей ключевую роль в движении отступничества 1865 года, среди 195 новообращенных было 101 чувашей, впоследствии женившихся в соответствии с исламским ритуалом. Историк Г. Н. Волков пришел к выводу, что в период с 1826 по 1897 год только в Казанской губернии было исламизировано 400 000 чувашей. Татарское влияние на чувашей было значительным и в других губерниях. До 1870 года русских православных миссионеров больше всего беспокоило татарское влияние в чувашских селах Казанской и Симбирской губерний, но впоследствии они также с тревогой смотрели на татаризацию чувашей в Белебейском уезде Уфимской губернии.
Демографические данные дореволюционной эпохи и советские расчеты свидетельствуют о том, что татары поглощали часть этих меньших меньшинств, которые часто принимали не только мусульманскую религию, но и татарский язык. Это поглощение включало марийцев, удмуртов и тех мордвинов, которые приняли ислам и в конечном итоге стали татарами. В девятнадцатом веке естественный прирост татар был намного выше нормы—115,8 процентов по сравнению с 40,3 процента у чувашей.
Миссионерские наблюдатели, однако, склонны преувеличивать ассимиляционную силу татарского ислама. Есть свидетельства того, что родной язык и этническая идентичность новообращенных не были полностью утрачены. Татары Цивильского уезда разделяли свою веру в чувашский язык, и Марджани с юмором отметил, что во время схоластических дебатов между учеными-мусульманами два муллы марийского происхождения обсуждали стратегии на языке своих предков, а не на татарском, чтобы обмануть своих оппонентов. Российские наблюдатели в Симбирской губернии также отметили, что чуваши и марийцы (особенно женщины) сохранили свой язык и одежду, несмотря на растущую привязанность к исламу. Священник из Белебейского уезда Уфимской губернии даже предупредил местные полицейские власти, что крещеные чуваши, которые тайно учились в медресе местного татарского муллы, создали собственную подпольную мусульманскую общину (махаллю) с чувашским муллой. Исламизированные чуваши, писал он, не утратили своей чувашской идентичности; напротив, они искали невест в соседних крещеных чувашских, а не татарских деревнях. То же самое явление имело место и среди отступников Казанской губернии, которые создавали свои собственные исламские брачные связи отдельно от татар.

— Agnès Nilüfer Kefeli
Becoming Muslim in Imperial Russia: Conversion, Apostasy, and Literacy.